ПЕРВОМАЙСКИЙ ПОСЕЛОК

МАЛАХОВКА

Малаховка. Когда она родилась? Откуда взялось ее название? К сожалению, однозначных ответов на эти вопросы пока нет.

Молчат топонимические словари, прячутся от нас где-то в укромных ящиках архивов заветные документы.

По одной из версий, название поселку дала сукновальня и примыкавшие к ней земли, что принадлежали некоему купцу по фамилии Малахов.

Другие утверждают, что все было куда более романтично.

Дескать, шли из торгового города Касимова, соседа нынешней Рязани, караваны с товаром в Москву.

И чем ближе подъезжали они к стольному городу, тем сильнее охватывал страх, мало-помалу и ахать принимались - где-то близко обосновались по лесам сосновым разбойники.

А вскоре и клич воровской раздавался: «Красть кого?!». Хватали их чуть дальше, мучили и «томили»… Так потом и стали называть три соседствующих поселка: Малаховка (Малая Аховка), Красково да Томилино.

Эта легенда попала даже в путеводитель Подмосковья, ссылается на нее в своей книге и краевед Александр Белов.

Есть и еще одна версия, менее занимательная, но более достоверная.

Самый ранний документ с упоминанием о пустоши Малаховой на речке Македоновке был выявлен и опубликован известными архивистами В. Е. и Г. Е. Холмогоровыми еще в XIX столетии: «В Обарниче стану за вдовою Матреною Федоровскою женою Краснова по купчей, что купил муж ее Федор у Саввы Тараканова во 1615 году, что было преж того поместье за князем Михаилом Ростовским да за Яковом Стромиловым, да за Андреем Гороховым деревня Малышева на речке Пехорке пустоши Черленикова, а Красково тож, Малахова и Опарина». Пустошь Малахова упоминается и в писцовой книге 1623 года.

По мнению профессора Е. М. Поспелова название селения произошло от прозвища его владельца Малахия (древнее имя, означающее «мой посланец»), или Малахова.

В 1632 г. вдова М. Краснова продала пустошь Малахову родственнику царицы Якову Михайловичу Милославскому.

После него владельцем Малахова был князь Борис Владимирович Щепин-Ростовский, который заложил имение и просрочил выкуп, Малахово перешло к княгине Марфе Щербатовой, жене князя Дмитрия Щербатова.

Она, в свою очередь, продала имение царскому родственнику Никите Константиновичу Стрешневу.

Стрешнев в 1660 году продал свою вотчину Малахово, которая к тому времени уже была заселенным сельцом с господским домом и усадьбой.

После падения царевны Софьи, ее фаворит князь Василий Васильевич Голицын в 1689 году был сослан Петром I, его имения были конфискованы.

Царским указом 1690 года предписывалось: «Пустошь Малахову, Старое Соколово тож, <...> строения и всякий завод, и места дворовые и пашню, и сено, и лес, и всякое угодье <...> отказать окольничему Михаилу Петровичу Колунееву в поместье со всеми угодьи на реке Македоновке.»

В 1704 и 1709 годах Малахово числилось за комнатным стольником Иваном Ивановичем Нарышкиным (1668 – 1735), родственником Петра I, вторая жена его Анастасия Александровна, ур. Милославская (1700 – 1754) также была родственницей царя Алексея Михайловича по его первой жене, а также Я. М. Милославского, ранее владевшего пустошью Малаховой.

В середине XIX века Малахово на речке Македонке в Быковской волости, Бронницкого уезда значится как «Малахово, Соколово – мыза купеческая, 1 двор, с 30 душами муж. пола и 5 - женского». Здесь находилась сукновальная мельница с прудом и плотиной на речке Македонке. В 1860 году местный крестьянин Никита Михеевич Калмыков в Малахове основал бумаготкацкую фабрику.

МАЛАХОВСКОЕ ОЗЕРО.

Несомненно, жемчужиной Малаховки является Малаховское озеро.

Император России Пётр I, готовясь к войне со шведами за выход к Балтийскому морю, переформировывает и перевооружает русскую армию.

Для вооружения конницы палашами и шпагами строит палашный завод у деревни Михнево, на реке Пехорке.

В то время на оружейных заводах меха горнов, где нагревался металл, и молоты наковален, где металл ковался, приводились в движение водой. 17 ноября 1712 года «Приказ артиллерии», ведавший в России в начале XVIII века изготовлением и хранением оружия, заключает контракт «с иноземцем, шпажного дела мастером Степаном Люботеем», «чтобы на Москве делать палаши и шпаги».

В 1714 году Люботей под деревней Михневой, на реке Пехорке, строит шпажный завод производительностью 10000 палашей в год при 30 кузнецах и 20 рабочих.

Но запасов воды, собираемой во время половодья в существовавшем тогда водохранилище, для круглогодичной работы завода не хватало.

По повелению Петра I на месте существовавшей плотины в 1722 году начали строить новую, дающую возможность создать более обширное водохранилище.

Предположительно, плотина на реке Лебездонке (Македонке), левобережном притоке Пехорки, была построена одновременно с новой Михневской плотиной (возможно, несколько позже), образовав существующее до настоящего времени «Малаховское озеро» – дополнительный водоём, обеспечивавший работу Михневского палашного завода.

Во всяком случае, в начале XVIII века водоём уже существовал.

Воспоминания Н. Н. Чебышевой: «Озеро с запада замыкалось плотиной.

Дорожка шла по плотине и вела в еловый бор.

Густо росли красавицы ели, высоченные, с размашистыми мохнатыми ветвями, которые, доходя до корня, распластывались на мшистой земле.

В лесу царил зелёный полумрак. Левый берег озера зарос осокой и камышом, над ним склонились ивы.

Там жили дикие утки и, конечно, рыбы.

А на поверхности озера цвели жёлтые кувшинки и белые лилии – нимфеи.

Вдоль всего озера через еловый бор петляла дорожка между стройных красавиц елей.

Взглянешь на верх и видно: высоко, высоко слегка покачиваются освещённые солнцем стрельчатые верхушки.

Но вот почти пройдено всё озеро, от лесной дорожки влево ведёт чуть заметная тропинка через густой меловый молодняк, и мы выходим на солнечную поляну, поросшую редкими громадными соснами.

Часть сосен растёт у самой воды и их корни оголились.

Вот тут-то и удобно, ухватившись за эти корни, спуститься в воду!

Мы в восторге, под ногами песчаный берег и мягкое песчаное дно. \

Мы купались всегда одни. Когда наступили трудные дни мы приходили в еловый бор для сбора шишек.

Чудесные крупные золотые шишки. Их набирали целую детскую плетёную коляску на четырёх колёсах.

Эти дары природы мы безжалостно сжигали при нагреве самовара!

Озеро существовало не только для удовольствия, плотина поддерживала нужный уровень воды, давала возможность крутиться лопастям турбины и двигать дробильные жернова!»\

В настоящее время исследование рельефа дна озера позволило найти старое русло реки Македонки (перепад глубины с 2-3 метров до 6 метров).

Резкий перепад глубин относительно русла и берегов озера подтвердил рассказы местных жителей, что площадь водоема была расширена в 1980-е гг. за счет добычи по его берегам песка.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ПОСЕЛКА МАЛАХОВКА

В 1862 году открылось движение по Московско-Рязанской ж. д. до Коломны, что имело весьма важное значение для развития Малаховки.

От Соколово-Малахово дорога прошла в одной версте. Ближайшими станциями были Люберцы (на 19-й версте) и Быково (на 31-й версте).

В 1884 году открылась пассажирская остановка дачных поездов на 27-й версте, которую назвали Малаховкой по имени ближайшей деревни.

Вблизи этой платформы со временем возник дачный поселок Малаховка.

Железнодорожные служащие, были первыми постоянными жителями Малаховки.

Наталия Николаевна Чебышева вспоминала: «В Малаховке почти с момента её возникновения жили главным образом служащие на железной дороге, так как владельцам (магнатам железной дороги) выгодно было заселять станции. <…> Служащим предоставлялась льгота на провоз стройматериала. Сосновые брёвна – сухие, не ставные, привозили из-под Рязани. Поэтому дома были долговечны. Железнодорожники знали друг друга».

Служащие дороги пользовались бесплатным проездом и составляли значительную часть пассажиров в первые годы застройки посёлков.

Их доля в общем числе пассажиров в 1903 году составляла 40%, в 1908 году 35% и в 1911 году 27%.

Кроме того, Правление Общества уделяло серьёзное внимание материальному положению своих служащих.

В начале 1880-х годов великобританский подданный Джон Эванс Аллей (р. ок. 1832), купец 1-й гильдии, состоявший в московском купечестве с 1869 года и имевший мастерские по изготовлению подшипников «Дюранс» и других механических изделий, а также торговавший машинами различного назначения, приобрел вблизи Малахова между железной дорогой и речкой Македоновкой значительное землевладение.

Часть этих земель он тут же, в 1885 году, сдал в аренду под дачное строительство немцу Федору Ивановичу Шпигелю (1858 - 1911).

В 1885 году вблизи нынешних улиц Кирова и Шоссейной Шпигель построил вначале 4 дачи, а затем еще сорок дач.

Строительная деятельность Шпигеля сперва шла по опушке леса Плоховое, затем вдоль дороги по направлению к станции. Последними были застроены участки у "выемки" (оврага).

В статье, напечатанной в газете «Малаховский Вестник» за 1913 год (№ 1) и посвящённой памяти Фёдора Ивановича, он назван основателем Малаховки.

Еще одним крупным застройщиком Малаховки является Алексей Дорофеевич Соколов.

1 апреля 1898 года кандидат прав  Алексей Дорофеевич Соколов за 52000 рублей серебром купил у наследников крестьянина Платона Васильевича Шорина землю к северу от ст. Малаховка до Касимовского тракта (Егорьевского, Касимовского шоссе).

По данным Бронницкого земства в 1909 году за братьями Соколовыми числилось 336 и 1∕4 десятины, стоимостью 41118 рублей, за их матерью – 106 и 3∕4 десятин, стоимостью 7 506 рублей в даче «Малахово-Соколово».

А. Д. Соколов, судя по всему, скончался не позднее 1901 года. По документам 1905 года соколовским участком уже владели его наследники: вдова Александра Павловна и сыновья – нотариус Павел и присяжный поверенный Сергей Алексеевичи Соколовы. (С. А. Соколов был еще литератором и издателем; им было основано книгоиздательство «Гриф», выпустившее в 1904 году первую книгу А. Блока «Стихи о Прекрасной Даме».)

К 1909 году наследники А. Д. Соколова – Сергей, Павел и Александра Павловна Соколовы – продали 16 земельных участков Касимовского посёлка 13 разным людям и выстроили на своей земле в 1903 году деревянную церковь во имя Петра и Павла с приделами св. равноапостольной княгини Ольги и Алексия Митрополита Московского.

Первый период дачного строительства (1885 – 1914) отмечен именами Соколовых, Шпигеля, Шорина, Давыдова, Неймана и др. Первые дачные домики были весьма непритязательной архитектуры, но со временем, вкусы дачников и их финансовые возможности позволили внести в дачную архитектуру модные в тот период мотивы модерна.

В 10-е годы XX века население Малаховки составляло около 3 тыс. человек, летом оно увеличивалось в несколько раз.

СТАРАЯ МАЛАХОВКА

Дачный посёлок Малаховка расположен в районе соснового леса и славился своим целебным воздухом.

Врачи рекомендовали это место своим пациентам вместо курортов Крыма и поэтому оно стало популярным среди дачников.

Выдающийся русский врач Григорий Захарьин высоко ценил климатические особенности Малаховки и рекомендовал её обитателям не уезжать в город как можно дольше.

На летний дачный сезон в Малаховку съезжалась главным образом московская интеллигенция: писатели, журналисты, художники, врачи, юристы, артисты, чиновники, преподаватели и предприниматели средней руки.

Современники характеризовали Малаховку как культурный центр подмосковной дачной местности, прилегающей к Рязанской железной дороге.

Летом 1896 года. среди малаховских дачников организовался любительский кружок самодеятельных артистов.

В следующем году для дачников на открытой площадке они дали семь спектаклей. А в 1898 году в летнем саду Пермяков начал строительство деревянного закрытого летнего театра с гостиницей для актеров на втором этаже.

Появилась возможность приглашать в дачный театр и маститых актеров ведущих московских театров, которые, в свою очередь, высоко ценили внимание и любовь поклонников искусства и охотно приезжали в Малаховку.

Московская театральная критика с восторгом отзывалась о малаховских любителях театрального искусства.

Сколько простоял этот театр, нам неизвестно. Должно быть, он сгорел.

А 10 марта 1904 года в Строительное Отделение Московского Губернского Правления артистом Г. С. Васюченко-Галицким было подано прошение, в котором, в частности, говорилось: « …при станции “Малаховка” Московско-Казанской железной дороги желаю построить вновь для летних представлений спектаклей и танцевальных вечеров деревянное одноэтажное здание театра…» Разрешение было получено и 9 мая 1904 года состоялась приёмка выстроенного театра.

Бичом деревянных строений были, конечно, пожары. И театр Галицкого просуществовал недолго.

Весной 1911 года П. А.Соколов привлёк того же Л. Ф. Даукша к проектированию и постройке нового театра.

Строительство нового здания Летнего театра, взамен сгоревшего, малаховское предание связывает с именем Ф. И. Шаляпина: он якобы заключил пари с Соколовым на ведро шампанского, что тот не сумеет построить новое здание менее чем за два месяца.

Но здание было построено артелью рязанских плотников за 52 дня.

При ремонте театра в 1966 году был найден договор владельца театра с артелью плотников. При досрочном окончании строительства артель получала сверх договора 400 рублей.

Замечательное здание, выстроенное артелью рязанских плотников отвечало последним достижениям техники того времени.

Театр был с великолепной акустикой, со зрительным залом на 500 мест.

Возглавили театр известные артисты Малого театра С. А. Головин и М. Ф. Ленин.

Для освещения театра была построена вторая в поселке электростанция инженером Е. И. Грюнбергом.

Малаховский Летний театр был лучшим дачным подмосковным театром начала XX века.

С 1899 года на даче в Малаховке появляется семья Телешовых: Николай Дмитриевич (1867 – 1957) был литератором, а его жена Елена Андреевна(1861 – 1943) – дочерью богатого купца 1-й гильдии Андрея Александровича Карзинкина.

Кроме того, она была талантливой художницей, окончила Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где познакомилась и подружилась с И. И. Левитаном, их любимым учителем был В. Д. Поленов.

В 1902 году Телешовы перекупили земли у мадам Аллей, постепенно построив здесь красивую усадьбу и связав свою жизнь с Малаховкой вплоть до 1920 года, когда всё было национализировано Советской властью.

В одном из описаний Малаховки начала XX столетия писалось:

«…Малаховка и весь прилегающий район среди всех подмосковных местностей выгодно отличается здоровыми климатическими и гигиеническими условиями.

Обилие хвойного леса, высокое местоположение, чрезвычайная сухость почвы, быстро выбирающей воду после самых сильных ливней, редкая по чистоте питьевая вода, – все это давно делает Малаховку наилучшим местом для всех, кто хочет за лето, не уезжая далеко от Москвы, использовать для обновления растраченных за зиму сил все, что может дать природа в наилучшем сочетании ее данных.

Еще покойный знаменитый московский профессор Захарьин отметил особо удачный характер этого сочетания, рассматривая “Малаховку” как лечебно-климатическую станцию, и посылая туда людей слабого здоровья.

За ряд последних лет в Малаховке усиленно развивается зимняя жизнь, для обслуживания которой имеются все те же культурные удобства, что и летом».

Всё необходимое для жизни и отдыха дачники приобретали у местных жителей. Были магазины, лавочки, булочная, где торговали всем, начиная с хлеба, соли, керосина и всего остального.

На том месте, где сейчас КДЦ «Союз» располагался продуктовый магазин купца Халдина, а на противоположной стороне железной дороги, там, где в настоящее время торговый центр «Малаховский», была булочная купца Гордеева. На Шоссейной улице (Телешовском шоссе) был аптекарский и парфюмерный магазин купца Шлезингера.

Дачникам с утра и до вечера приносили самое необходимое.

Например, утром – молоко и свежие булки.

Приезжал мясник, предлагал мясо. Также до обеда приезжал разносчик рыбы с кадушкой, в которой во льду лежала разная рыба.

После обеда приходил мороженщик. Он накладывал сладость специальной ложкой, да так ловко, что внутри шарика образовывалась пустота.

На местные продукты цены были ниже, а привозные продукты были дороже, чем в городе.

Хороша и колоритна была дачная жизнь. С домашними театрами, с вечерними гуляниями по аллеям парка, дачными романами, с рыбной ловлей, купаниями, самоварами, пирогами и парным молоком.

Большинство тех дач сгорело и рассыпалось, как и угас теплившийся в них быт.

Читали во время дачного отдыха в основном журналы («Нива», «Для хозяек», журналы мод), сборники пьес для домашнего театра, поэзию русскую и зарубежную, лёгкие женские романы и всё, что настраивало на отдых и романтический лад.

Летними вечерами много музицировали, поэтому пианино на дачах было не редкостью. В те далёкие времена не было электрического света и поэтому пользовались свечами.

На открытых или застеклённых верандах стояла плетёная из лозы и других материалов мебель: столы, кресла, диваны. Приобретали и игрушечные плетёные кресла – для детской забавы.

Центром дачного посёлка с северной стороны был парк – место отдыха и прогулок дачников.

Вблизи железнодорожной станции работал буфет и кафе, играл оркестр, а по Невскому проспекту (северная сторона посёлка, у железной дороги) между клумб, вдоль ряда фонарей и скамеек прогуливалась дачная публика

 В парке находился летний театр, в котором выступали Ф. Шаляпин, Л. Собинов, Алиса Коонен, пел А.Вертинский и танцевала прима-балерина Большого театра Е. В. Гельцер.

Фаина Раневская дебютировала здесь в спектакле «Тот, кто получает пощёчины». И, несмотря на сетования некоторых дачников на однообразие досуга, дачная жизнь была насыщенной и разнообразной. Её романтику подчеркнул в своём стихотворении Александр Блок:

Там дамы щеголяют модами,

Там всякий лицеист остёр –

Над скукой дач, над огородами,

Над пылью солнечных озёр.

Туда манит перстами алыми

И дачников волнует зря

Над запылёнными вокзалами

Непостижимая заря.

Если центром дачной жизни на Северной стороне был парк, то на Южной - озеро и лесной массив Плоховое.

Это были места, где собирались дачники всех возрастов и слоёв населения.

Дачный отдых на природе сто лет назад – это прогулки по окрестностям, катания на лошадях, лодках, купание, рыбалка, пикники, подвижные игры, например, в теннис.

В беседках и домах играли в карты, домино, слушали граммофон, устраивали танцы.

Важную роль в жизни дачников играл перрон вокзала.

По платформе станции любила прогуливаться молодёжь в ожидании, что поезд принесёт им встречу со старыми знакомыми, и в надежде на новые знакомства.

В Малаховке в 1913 году выходила газета «Малаховский вестник», с новостями дачной жизни и рекламой.

В одном из номеров находим статью о первом летнем празднике, устраиваемом в здании и в саду гимназии.

Программа его состояла из двух отделений: с двух до шести вечера для детей и от 8 часов вечера для взрослых.

Для детей устраивали игры, танцы, разного рода забавы, развлечения и кинематограф.

Для взрослых – концерт и бал. В концертном отделении приняли участие артисты столичных театров, а также артисты московского театра «Летучая мышь».

В саду гимназии играли два оркестра : струнный и военный. В саду, празднично убранном художником-декоратором, были разбросаны киоски с продажей шампанского, прохладительных напитков, кофе, цветов и пива.

Семейные сезонные билеты действовали для входа на праздник. Билеты заблаговременно можно было получать в канцелярии гимназии и у членов Комитета.

Для удобства публики, отъезжающей в Москву, был пущен поезд в 2 часа ночи.

9 июня 1913 года состоялось состязание летательных аппаратов. Мероприятие привлекло много зрителей и было начато на спортивной площадке, в саду гимназии.

Участвовало шесть аэропланов типа «Антуанет», частью собранных, частью сделанных молодёжью. Участвовала молодёжь, победители получили дипломы за дальность полёта.

Начинание давало пищу уму, изобретательной фантазии детей и обеспечило их занятость.

В Малаховке селились все, кто желал поселиться в этих красивых местах. Строились мещане, крестьяне, дворяне, купцы и другие сословия.

Дачные фото тех времён – особый момент.

К фотографированию готовились заранее. Надевали красивую одежду, делали причёски.

В отличие от нашего времени, не принято было кривляться перед фотографом. Если посмотреть дачные фотографии того времени, редко можно встретить улыбающееся лицо.

«…До сих пор в деревне были только господа и мужики, а теперь появились ещё и дачники, Все города, даже самые небольшие, окружены теперь дачами. И можно сказать, дачник лет через двадцать размножится до необычности. Теперь он только пьёт чай на балконе, но ведь может случиться, что на своей одной десятине он займётся хозяйством, и тогда ваш вишнёвый сад станет счастливым, богатым, роскошным…». Так предвидел российский «дачный бум» А.П.Чехов и, как показывает реальная российская практика, не ошибся: на смену усадебной жизни пришла дачная.

Характеристику дачного быта в Малаховке находим в письме А. Е. Никитина-Хованского Софье Андреевне Толстой (Есениной). Вот что он писал: «…И вообще, в Малаховке хорошо… По наблюдениям со стороны, время они проводят следующим образом:

«Мужской пол:

Взрослые – большинство ездит с утра на службу в Москву, возвращаясь по вечерам. Очень старые живут … не выезжая.

Молодые: меньшинство ездит на службу – большинство ездят на велосипедах. Ходят в местный театр. Ухаживают и едят шоколад.

Совсем молодые – очень незначительное количество ездят на велосипедах, больше играют в крокет, ещё больше – в солдат и разбойников, и самое небольшое количество живут поодиночке, гуляют с мамой и папой и ещё что-нибудь делают.

Женский пол:

Пожилые – по утрам выветривают после себя и детей перины и подушки. Очень мало – варят варенье. Торгуются с торговками и торговцами. Пьют по утрам «кофей». Гуляют около станции и ходят в театр».

Возле школы и «Плохового» расположились теннисные корты. Там большей частью по вечерам собиралась молодёжь на танцы под гармонь.

В 1910 году в пристанционном поселке числилось 166 «недвижимых имуществ» и постоянно проживало 2700 человек, в деревне Малахове было 30 дворов, где проживало 120 жителей. В Малаховке существовало Общество благоустройства Малаховки, насчитывавшее более 50 членов.

Надо отметить, что в ноябре 1898 года по соседству с Малаховкой, в Краскове, была открыта лечебница, которую возглавил один из учеников Захарьина – М. С. Леоненко.

Она возникла на стыке трёх уездов: Московского, Бронницкого и Богородского.

Со временем лечебница выросла в больницу, охватывавшую медицинскими услугами огромную территорию, например, по Московскому уезду – вплоть до Перово.

Жизнь М. С. Леоненко и всей его семьи с этого времени была связана с красковской больницей, в которой появлялись на свет и малаховцы.

Позже, сын М. С. Леоненко Пётр принял, так сказать, эстафету, став врачом и со временем возглавив больницу, основанную отцом.

В 1908 году в поселке открылась первая в стране провинциальная смешанная (мальчики и девочки) гимназия.

Местная интеллигенция: доктор Михаил Самойлович Леоненко (1870 – 1930), супруги Н. Д. и Е. А. Телешовы и другие, вплоть до главы Бронницкого земства А. А. Пушкина, внука нашего великого поэта, сумели привлечь необходимые внимание и средства общества – различных организаций и отдельных людей и благотворителей Московского и Бронницкого уездов.

Первые классы начали занятия в одном из трех домов учительницы Екатерины Сергеевны Дейстфельд.

Телешовы для новой гимназии предоставили часть своего имения, где по проекту архитектора Льва Францевича Даукша было построено двухэтажное каменное здание, в которое переехала гимназия в 1910 году, и электростанция для освещения гимназии.

НЕВСКИЙ ПРОСПЕКТ

Одной из достопримечательностей посёлка являлся «Невский проспект». Это дорожка, соединяющая Малаховку с Красковым, – излюбленное место для прогулок пешком и на велосипедах. Вечером Невский проспект также был полон гуляющих, как аллеи московских бульваров.

«Невский проспект» – широкая (4 – 5 метров) пешеходная дорога между станциями Малаховка и Красково, расположенная вдоль железнодорожного пути Москва – Раменское, т.е. слева (движение поездов – левое!).

По вечерам здесь собиралась публика – погулять, развлечься трюкачеством велосипедистов и т.п.

В настоящее время на месте «Невского проспекта» положены третий и четвёртый железнодорожные пути.

В начале «Невского проспекта» у станции Малаховка располагалось депо конки, путь которой проходил по улице Петропавловской (ныне Советская улица).

КОНКА

Второй достопримечательностью была конка, которая, начинаясь у ж/д переезда и минуя первые ряды дач, поворачивала на восток и шла версты три, до речки Македонки.

На заседании Правления Общества Московско-Казанской железной дороги в 1899 году было рассмотрено «Дело о сооружении подъездного конно-железнодорожного пути общего пользования к платформе Малаховка».

Для улучшения развития дачной жизни в Малаховке правление утвердило соглашение с владельцем земли, кандидатом права Алексеем Дорофеевичем Соколовым по вопросу строительства конки в пределах его владения в «сельце Малаховка».

Предполагалось, что конная железная дорога будет эксплуатироваться в течение летнего дачного сезона – с 1 мая по 1 сентября.

Правление имело в виду, что на тот момент во владениях Соколова насчитывалось около 200 дач и что «конно-железная дорога, помимо преимущественного передвижения по сообщению дачников между собою и с купальнями на реке Македоновка, может рассчитывать не менее, как на одного пассажира с каждой дачи, что даст 200 пассажиров в день с ежедневною выручкою в 16 рублей».

В договоре с А. Д. Соколовым рассмотрены в мельчайших подробностях все детали эксплуатации земли и условия постройки дач вблизи конки.

Одним из аргументов в пользу устройства конки указано удачное расположение посёлка, «по своей возвышенной и весьма сухой местности представляющего все данные для успешного развития дачных поселений», но активное строительство дач может развиваться только при наличии удобного пути сообщения со станцией Малаховка.

Учитывая предполагаемое количество перевозок, было запланировано оборудовать линию тремя лёгкими вагонами, один из которых отводился в запас.

С большим вниманием в документах рассмотрены варианты заводов, которым Общество предполагало заказать вагоны для конки, и среди них даже был устроен своеобразный «тендер», в котором победил Коломенский завод.

Стоимость строительства конки составила 2000 рублей.

Маршрут конки начинался возле железнодорожного переезда, далее шёл по ул. Тургенева мимо парка (огибал парк сзади; парк кончался примерно там, где сейчас туалет и конюшня), далее – по ул. Петропавловской (Советской) до конца. Протяженность маршрута – 3,2 версты туда и обратно, соответственно, длина перегонов – 1,6 верст. Ширина колеи – 5 футов, скорость движения – 5 вёрст/ час. Пропускная способность – 37 пар поездов.

Особенности пути: Прямых участков – 82%, кривых – 18%, уклонов до 0,005 – 28%, до 0,01 – 44%, до 0,015 – 9%.

Использовались вагоны Коломенского завода: 3 единицы стоимостью по 1250 рублей, из которых 2 были на ходу, 1 в запасе. Вес конки – порядка 2000 кг. Стрелки разъезда были произведены АО «Артур Коппель», стоимость – 660 рублей.

Конку везла парная упряжка. Смена лошадей осуществлялась в полдень.

В каждом вагоне было 20 сидячих и 10 стоячих мест.

Конка работала с 1 мая по 1 сентября по 12 часов в сутки. Тариф на всё протяжение линии составлял 5 копеек, а на половину пути – 3 копейки.

По всей вероятности, после Октябрьской революции Московско-Казанская железная дорога перестала выделять средства, необходимые для функционирования конки, и поэтому какое-то время конка была заброшена (по воспоминаниям А. К. Куршевиц, в начале 1920-х неиспользуемые вагоны стояли возле станции). Затем пути конки были постепенно разобраны.

26 января 1965 года на заседании Исполкома Малаховского Поселкового Совета Депутатов трудящихся было решено произвести слияние и переименование некоторых смежных улиц, в частности: 3-й Конный проезд с улицей Чайковского именовать улица «Чайковского», 2-й Конный проезд с улицей Щепкина именовать улица «Щепкина», 1-й Конный проезд с улицей Ленина именовать улица «Ленина». Вероятно, эти проезды были в своё время связаны с эксплуатацией конки.

После революции, при административном преобразовании губернии, в 1918 году, Малаховка, Жилино и окрестные деревни из Быковской волости Бронницкого уезда были переведены в новую объединенную Ухтомскую волость Московского уезда. Многие дачи были национализированы. Больше одной дачникам не оставлялось. Появился Поссовет – новый административный орган.

Полтора десятка наиболее крупных национализированных дач были переданы под детские дома, где разместили по 50 – 100 беспризорных сирот. Был создан «Детский городок», просуществовавший до ВОВ, когда он был эвакуирован в Казахстан.

Группа еврейской интеллигенции создала трудовую колонию для еврейских детей. С 1920 по 1922 год в колонии преподавал рисование всемирно признанный художник Марк Шагал. В 1934 – 1938 годы директором этой школы был известный педагог Петр Ильич Шпитальник. С ростом населения Малаховки выросла и еврейская община, была открыта синагога.

В годы войны все в Москве и за ее пределами хорошо знали знаменитый тогда малаховский рынок, там продавали вещи с рук – это была всемосковская «барахолка», в самом конце войны переведенная в Москву на Перовский рынок.

МАЛАХОВСКИЙ РЫНОК

Из воспоминаний Николая Игнатьевича Буторина- математика, выпускника Малаховской Опытно-показательной станции (МОПС):

Ко времени НЭПа в Малаховке торговали: булочная Гордеева, продовольственный магазин Никитина, палатка Кузнецова, продовольственный ларёк (на платформе ж.д. станции), магазин культтоваров, аптека принадлежащая Иоффе, который остался в ней заведующим.

Из деревни Коренёво приезжали молочники, зеленщики.К концу 1920-х годов на базе ликвидированных частных торговых заведений начали работать государственные магазины и возник рынок.

В помещении магазина, рядом с железнодорожной станцией, был оборудован кинозал. Холодильное хозяйство обеспечивалось льдом, доставляемым с Коренёвского болота (2,5 версты от ж.д. станции Малаховка).

До 1917 года действовало Малаховское потребительское общество, хотя торговать было нечем; развивался натуральный обмен с окружающими деревнями (картофель, молоко).Семьи, имеющие детей, получали помощь продовольствием и одеждой через школу, МДГ (Малаховский детский городок) и организованную одним из жителей Малаховки – Гершеновичем – детскую столовую, находящуюся в Москве, в Гавриковом переулке, куда столующиеся ездили за обедами и хлебом поочерёдно. Привезённый обед и хлеб раздавался на даче Гершеновича (Советская улица).

Из очерков краеведа Анатолия Михайловича Шапошникова (1930 – 1998):

1930-е.В начале 1930-х годов вся страна испытывала большие трудности с продовольствием, но в моей детской памяти это время запечатлелось обилием разнообразнейших товаров на Малаховском воскресном рынке.

Его посещение для меня всегда было праздником и я заранее уговаривал отца взять меня с собой.

У самых ворот рынка сидел на ящике, расписанном иероглифами, китаец с косичкой и торговал раскрашенными веерами и бумажными диковинными цветами.

Входя на рынок, сразу же попадаешь на территорию кустарной торговли.

Здесь лежали и стояли всевозможные глиняные копилки в виде кошечек, хрюшек, уточек, собачек… Дымковские барыни с кавалерами и филимоновские свистульки. Деревянные игрушки северных районов Подмосковья – резные медведь с мужиком, олени, орлы, посуда из Гжели и из Фенино.

Слева от входа на рынок стояли подводы, нагруженные мешками с картофелем, луком, овсом, зерном. Были подводы, груженные яблоками.

Тут же кружились мальчишки, которые при удобном случае воровали яблоки с подвод с помощью длинной палки с крючком на конце.

Людской поток вынес нас с отцом к торговым рядам.

Вот – ряд прилавков, где торгуют свежими и сушёными грибами. «Рыжики, солёные рыжики», - кричала женщина в цветастом плате. «Откуда рыжики?». «Из муромских лесов», - отвечала она.

В бочках – мочёные яблоки. В жбанах – мочёная брусника и даже мочёная морошка.

Молочный ряд заполнен молочницами в белых фартуках. Перед ними стояли бидоны и мерные алюминиевые кружки. «Да откушайте же молочка», - уговаривали они покупателей, предлагая на крышке от бидона молоко «на пробу».

Было здесь и топлёное молоко, сливки, творог, сливочное масло и русское (топлёное) масло.

Вот только сыра не было. Мясной ряд обслуживает бригада степенных мясников.

Похолодало, и уже начался забой скота. Работы у мясников много, вон сколько навезли туш! Кроме официальной оплаты деньгами, мясник с молчаливого согласия хозяина вырубал из туши себе лучший кусок и обязательно брал из ливера часть печёнки.

Но, смотри, хозяин, не зевай! Мясник ещё дополнительно ловко и незаметно бросит кусок мяса под прилавок.

Выходим с рынка через проход между бывшей столовой и торговыми ларьками. В столовой же всегда было шумно и весело, так как приём там посетителями винно-водочных изделий не возбранялся.

С рынка я всегда возвращался с ценной для меня покупкой: с глиняной свистулькой или с деревянным ружьём.

1940-е.По своей популярности и по своему экономическому значению в годы войны Малаховский рынок являлся объектом чуть ли не республиканского значения. Не каждый житель страны знал, как проехать, например, к Третьяковской галерее, но хорошо знал, что дорога к рынку начиналась от Казанского вокзала.

Рыночная толкучка начиналась ещё не доходя до ворот.

Здесь мы сразу попадали на место торговли носильными вещами.

Жизнь заставляла людей вынимать их из своих сундуков, снимать их из своих вешалок, а то и со своих плеч.

К концу войны на рынке стали появляться трофейные вещи из Германии: немецкое обмундирование, шинели, солдатские куртки, костюмы, рубашки.

От купленного здесь пеньюара из гардероба фрау ещё исходил нежный аромат духов.

Здесь можно было купить элегантные немецкие ботинки, а дома обнаружить у них картонную подошву.

Английские же жёлтые солдатские ботинки носило несколько поколений малаховских жителей – пока их не выбрасывали: «совсем как новые», но морально устаревшие. Можно было купить и трофейные часы.

Только почему-то, на рынке хорошо идущие, дома они отказывались идти, в них не хватало какой-нибудь детали, наверное, продавец в последний момент ловко заменял покупку.

У самых ворот сидели вернувшиеся с войны калеки.

Перед одним на грязной земле лежала перевёрнутая ушанка с красной звездой.

Он пел: «Болят мои раны, болят, одна нарывает, другая заживает, а третья покоя не даёт».

Он играл на трофейном аккордеоне.

В шапку кидали скомканные рубли, а сам певец-аккордеонист сидел с пустой брючиной.

Другой, с обезображенным осколками, в синих точечках от пороха лицом, расправлял на земле верёвочку двумя петлями и кричал: «Одна выигрывает, другая проигрывает, клади на кон 10 рублей».

И тут же демонстрировал, как можно легко выиграть.

Тыкал пальцем в петлю, а другой рукой её затягивал.

Втянутые в игру тоже тыкали грязными пальцами в петлю, но она не затягивалась, а их обходила.

Инвалид, привычным движением, опускал простофилины червонцы к себе в карман.

Мне тогда было совершенно не жалко проигравших, хотевших поживиться за счёт искалеченного воина, вышедшего из пекла войны.

«Три карты, три карты, клади свои рваные», - кричал другой инвалид, уже подкрепившийся стаканом самогона. «Вечная, бесконечная», - перебивая всех, кричал мужчина в шинели, стоявший на костылях, перебирая рукой игрушку-самоделку, наподобие чёток из деревяшек, по форме и величине домино.

Здесь же продавались бегающие на верёвочке глиняные мышки, искусственные цветы…

Вот колхозница выбирает себе ковёр, намалёванный краской на ткани. «Кудаты мне суёшь эту бесстыжую бабу с рыбьим хвостом, дай мне вот тот ковёр с лебедями!»

А в этом уголке рынка, недалеко от ворот, торгуют хлебными и продуктовыми карточками.

Были здесь и самоубийцы, лишающие себя единственного гарантированного куска хлеба – продающие свою карточку.

В основном же торговали ворованными карточками, украденными ворами-карманниками или ворами-чиновниками.

У последних они были без печатей и неразрезанные.

Продуктовые карточки стали отовариваться только после поступления продуктов из Америки по ленд-лизу: это омлет, галеты, маргарин.

Торговали и хлебом: от мелких кусочков до целой буханки.

Слева от входа, как и до войны, привозили колхозники на подводах муку, картофель, овощи.

В основном их меняли на вещи, на золотые изделия (в запас, на приданое), денег не признавали.

Мне запомнилась сцена: молодой колхозник, сидя на подводе на мешке картофеля, держал в руке батон белого хлеба, как дубинку, и с пренебрежением, неторопливо откусывал от него.

На вопрос, почём картофель, отвечал: «Мяня-я-ю». Не знаю, как к нему попал этот батон, только мы их не видели всю войну.

С довоенных лет сохранились мясные, молочные ряды, только товара там было меньше.

На рынке стало больше воровства.

Карманник под охраной других воров подходил к началу прилавка, угрожая крестьянке бритвой, чтоб молчала, залезал под прилавок и там, на четвереньках проползал весь ряд, по пути срезая сумки и мешочки с деньгами, порой виртуозно и незаметно вытаскивая у крестьянок деньги из самых потаённых мест. Часто слышались вскрикиванья: «Украли, украли, аспиды!»…

Вора можно было узнать по маленькой кепочке с коротким козырьком, пиджаку с очень длинными рукавами, по хромовым сапогам в гармошку с белыми отворотами.

Во рту золотая коронка-фикса.

Солидней – две фиксы.

Время от времени раздавался истошный крик: «Обла-а-а-а-ва!» И с десяток или больше молодцов, спасая свою свободу, бросались из толпы, всё сметая на своём пути: торговцев, весы, мешки, корзины – пробиваясь к палаткам, расположенным по периметру рынка.

Уже показались первые урки, достигнувшие и взобравшиеся на крыши палаток.

Спрыгнув с них, они оказывались за пределами рынка.

В это время рыночные ворота были заблокированы усиленным военным патрулем.

Мы, 11 – 14-летние школьники, знали почти всех малаховских уголовников в лицо, их клички, их подружек, даже их логова-«малины».

Одна из них была на даче, за зимним кинотеатром, другая – в посёлке 1 Мая, под сенью могучих елей, у р. Македонки. Одна из воровских банд называлась «Чёрная кошка».

Впоследствии эти события легли в основу адамовского «Дела пёстрых».

На рынке, вдоль прилавка, ходили и мелкие жулики.

Воровки ставили на прилавок открытую сумку и незаметно в неё кидали украденные продукты: то яблоко, то пригоршню творога, то картофелину.

Наполнив сумку, её передавали напарнику, и вновь всё повторялось.

А другая мошенница, набрав у колхозницы продуктов, не заплатив, тут же божилась, что уплатила за покупку, ей поддакивала свидетельница-напарница.

Если её пытались отвести в милицию, то отбивалась запасной сумкой, с лежащим там булыжником.

Прилавки обходили и нищие.

Одни уже за годы войны стали профессионалами, другие, доведённые до отчаяния, но не потерявшие ещё своего достоинства, просили дать немного попробовать, иногда просили одними глазами – стоит и смотрит на съестное, как голодный пёс.

Рынок всех кормил.

Преступность не уменьшилась и с окончанием войны.

Но всё же усилиями Малаховской милиции все члены банд воров и убийц были арестованы.

Многие из них не вернулись из мест заключения.

Некоторые смогли избежать ареста, покончили с преступным прошлым и встали на праведный путь.

 Малаховский рынок и первых послевоенных лет помогал людям выжить, несмотря на некоторую его отрицательную роль в криминогенном отношении.

ГЕНЯ МОИСЕЕВНА

Геня Моисеевна жила в абсолютно правильном месте: между старой аптекой и кладбищем.

Она часто говорила: тем дамам, которым не помог универмаг на станции и аптека, но кому еще рано на кладбище и хочется еще хоть маленький шматок счастья, тем по дороге надо завернуть ко мне. Я сошью им такой лифчик и такой корсет, что у них не потемнеет в глазах, а жизнь заиграет новыми красками. 

Геня Моисеевна Шахнель шила лучшие бюстгальтеры по всей Казанской железной дороге и у нее не было отбоя от клиентов даже из Москвы. 

Геня так давно и так уверенно набила руку на чужой груди, что, не стесняясь, пришивала на свои изделия бирку "Шахнель", где вместо "х" был цветочек и получалась поперхнувшаяся Шанель.

 Если находился отважный камикадзе и глумливо спрашивал, не боится ли Геня подсиживать саму Коко, Геня, уничтожающе рассматривая нахала, отвечала: "Во-первых, эта буква "х" неприлична в белье, а, во-вторых, это Вашей Шанеле должно быть стыдно! Мои лифчики знают и носят все, а ее шматы никто в глаза не видел!" И ведь была права...

Геня развернула свое дело с размахом. Два раза в году к ее калитке рано утром или когда стемнеет приезжал покоцаный рафик с надписью Школьные завтраки и нарисованным на кузове мордатым коротконогим школьником, давящимся ватрушкой размером с велосипедное колесо. 

Из кабины вылезал заведующий малаховским коопторгом Арон Квашис, а из кузова - два совершенно одинаковых крепких паренька, видимо отъевшихся на школьных завтраках, и часа два носили в дом Гени Моисеевна поблескивающие рыбьей чешуей плотные разноцветные рулоны дамаста и другого бельевого материала, складывая их в комнате без окон в поленницу. Раз в год, обычно - весной, у гениной калитки был замечен румын, а, может, и цыган, но без кибитки и медведя, а с двумя огромными кожаными чувалами, где перекатывалось и звякало что-то непонятное. 

Скорее всего пуговицы всех мастей, крючки, пряжки, кнопки, ремешки и прочая бельевая упряжь. 

По субботам Геня не работала, и к ней приходили две красковские могучие бабы гладить и отпаривать, а по понедельникам - две тонкие девушки-белошвейки с монашескими бледными лицами выполнять кружевные работы.

Все остальное время Геня Моисеевна принимала клиенток и титаническими усилиями ставила их грудь на место.

Это были времена, когда женщине еще прилично было иметь тело, и говорящий лист фанеры вызывал сочувствие, а не зависть. 

Тогда институт груди и других выпуклых частей тела не изжил себя окончательно, а мужская часть населения, невзирая на уровень образования или его отсутствие, национальность и финансовый статус, не пытались разглядеть даму сердца в бесполом подростке старшего школьного возраста, а с удовольствием сжимали в объятиях клиентуру Гени Моисеевны. 

Она же не просто упаковывала этих дам в достойную обертку, она исправляла некоторые погрешности и промахи природы и обеспечивала дамам не только высокий бюст, но и высокий старт.

Когда клиентура Гени Моисеевны разрослась, то к ней нередко стали заглядывать по делу не только пышногрудые дамы или прикидывающиеся ими худосочные девицы, но и местные, а иногда и московские джентльмены в поисках подходящей спутницы. Не надо только считать Геню Моисеевну сводней, ни в коем случае!

Скорее, она была селекционер и справочное бюро в одном лице. В чем-то она даже была провозвестником передачи Жди меня, но с ее помощью искали не постаревших бывших родственников, а моложавых будущих. 

И надо сказать, что и в этой сфере деятельности мадам Шахнель не подводила: ни единым сантиметром не соврав, она четко обрисовывала интересующемуся достоинства претенденток, далеко выходя за пределы своего узкого профиля.

- А что, Генечка, или Роза Певзнер таки действительно такая аппетитная красотка или это дело Ваших волшебных ручек? - Шо я Вам скажу, Ефим Соломонович...Вот Ви - гинеколог, Ви все видите знутри, но кому эта интересна, кроме Вам и той женчины? 

Так и я. Шо я вижу - то я вижу, но хватит, шоб об етом знали я и та, шо я вижу. Я Вам просто говору: Ви берете Роза и не будете об етом жалеть. 

И все, шо Ви насчупаете, Вам таки да понравится. Только не рассказывайте ей, шо Ви видели ув наших общих знакомых знутри и меньше любите ее мамочка, иначе шо ув кого знутри будет знать вся Казанская железная дорога...

- Гень Мойсевна, вспомни, нет там у тебя татарочки хорошей лет 40-45? У Рената из Хозяйственного магазина жинка померла, четверо у него, одному не сладить, а он еще и переборчивый.... - Фазиль, из татаров я имею трох, но на Рената вкус тянет только Наиля с объемом 132. Это таки неплохо, но ниже у нее объем еще больше, несмотря шо такие короткие ноги.

Пусть Ренат не сомневается, она на их успеет и за детьми, и за ним бегать и пусть его не смущает нижний объем.

- Генечка, дорогая, ты, пока мой заказ отшиваешь, подумай: мне пора женить сына! Леве уже 38, лысая голова и без очков меня не узнает, а все тянет. А я внуков увидеть хочу! - Миля, зесь не давит? Под мишками не туга? Твой Лева, нивроку, большой умнице, сейхл как у акадэмик, но эти девки же смотрят на вивеска! Поетому я советую тебе познакомить Лева с косой Бэлой Фрумкиной. 

Если не смотреть ей ув глаза близко, а еще и раздеть - это кукалке! Спрачь лёвины очки, када они будут знакомица и никто не пожалеет, даю гарантия!
Апофеозом гениных матримониальных талантов была удачная женитьба тогдашнего директора Малаховского рынка, старого холостяка Вагана Бадиряна. 

Какие только слухи о нем не ходили: и что он предпочитает школьниц, и что женщины его вообще не интересуют, чего только народ не придумывал! Но стоило Гене построить пару лифчиков историчке красковской вечерней школы, сорокалетней Аиде, как все эти сплетни рассыпались в одночасье, потому что уже через два месяца вся Малаховка и Красково плясали на их свадьбе. 

Меньше, чем через год, Геня уже шила Аиде бюсгальтеры для кормящей матери, а через пролетевшие, как мгновение, 11 лет перед Геней уже выпячивала намечающуюся грудь их старшенькая Гаяна. 

Ваган сиял, как орден Андрея Первозванного, и больше никогда не повышал для односельчан стоимость аренды рыночного места, а Геня каждый праздник получала неподъемную корзину фруктов.

Геня Моисеевна гордо оглядывала пеструю малаховскую толпу.При той товарной убогости и бедности каждая третья женщина в Малаховке и окрестностях побывала в ловких и умелых гениных руках. 

Даже стоя на рынке в очереди за творогом или к бочке с молоком, Геня спиной могла определить, навалилась на нее ее счастливая клиентка или тычется неудачница в казенном белье. 

Те, кому повезло, разворачивали плечи, высоко поднимали подбородок и трехпалубной яхтой проплывали мимо кустов сирени и покосившихся заборов, делая вид, что не замечают восторженных и голодных взглядов встречных мужчин от прыщавых юнцов до седых почтенных отцов семейства. Вся генина паства, что недокормленная в войну и после, что располневшая от макаронно-картофельной диеты, была гениными стараниями рельефна, статна и одинаково головокружительна что в фас, что в профиль. И никакая бедность, пустые прилавки, холодящий ужас белья местного промышленного производства и железный занавес не смогли уничтожить привлекательность этих женщин и их ожидание счастья.

Гени Моисеевны давно нет. На Малаховском еврейском кладбище на сухом солнечном пригорке стоит камень, формой подозрительно напоминающий огромную, обращенную к солнцу дамскую грудь, и на нем тускло сияют вызолоченные под именем Геня Моисеевна Шахнель слова "Ты умела творить красоту".

Кстати, в этой надписи в фамилии вместо буквы "х"тоже выбит цветочек, поэтому те, кто не в курсе, иногда думают, что Коко Шанель похоронена в Малаховке.

Говорят, памятник Гене Моисеевне поставил директор рынка Бадирян в благодарность за свое семейное счастье. 

И хотя Геня была абсолютно одинокой, могила ее ухожена и там всегда стоят свежие цветы. Все-таки в Малаховке многие имели вкус и знали толк в женских достоинствах.
Рядом с домом, где я живу, три бельевых бутика. 

Чего там только нет, такое белье когда-то даже не снилось, кружева пеной вырываются из дверей на улицу! Прямо грех сверху что-то надевать! У сегодняшних девиц и дам нет проблемы оснастить свое тело. 

Но что-то нарушилось в природе. Девочки, девушки и дамы норовят что-то в себе переделать, добавить или урезать, реновации подвергаются носы, уши, губы, скулы и, конечно, грудь. Тысячи изобретателей корпят над конструкциями, которые зрительно поднимают то, что не поднимается, увеличивают то, чего нет вообще, прячут то, что утаить невозможно, разворачивают части тела в любом направлении, но счастья не прибавляется. 

Всё невозможно элегантно, головокружительно шикарно, безупречно и совершенно, но в глазах гаснет надежда и пульсирует обреченность. 

Геня Моисеевна, где ты, дай уже барышням счастье!

Татьяна Хохрина

Используемая литература:

• Статья из газеты "Малаховский Вестник" за 1991 год.
• Официальный интернет-портал администрации городского округа Люберцы.
• Фонд музея п. Малаховка (подразделение МУК  «Музейно-выставочный комплекс» г.о. Люберцы

СТАРЫЕ ФОТОГРАФИИ